В 1792 году английский зоолог Джордж Шоу путешествовал по Австралии, и заметил странного зверька, сидящего на муравейнике.
— Какой-то неправильный муравьед! — воскликнул подслеповатый ученый.
— Я не муравьед, блин, — ответил зверек.
Шоу рассмотрел животное поближе:
— Ух ты! У тебя и клюв, и лапы, и иглы, и клоака. Крыльев только не хватает.
— А еще я хрюкаю, — скромно похвасталось существо.
— Так ты кто: птица или зверь?
— Да фиг его знает, — разумно рассудило животное. — Я не разбираюсь в зоологии, у меня лапки. Но вот ты точно не ученый, а малокомпетентный бредоплёт.
— Ну и ехидная же ты зараза! — обиделся Шоу, и назло назвал ехидну ехидной. В честь змеи и характера.
Ехидна действительно асоциальная тварь с мудаковатым характером. Типа волк-одиночка, но не волк. Не живет в стае, не создает пар. У ехидны нет дома — ни норы, ни гнезда. Да что там, даже охотничьих угодий нет. Ходит по Австралии туда-сюда, жрет чо попало, спит, где попало — такой бомж животного мира. И причем такой параноик, что от всех скрывается. В общем-то, она никому не нужна, вроде Неуловимого Джо: люди на нее не охотятся, потому что шкура бесполезная, а мясо поганое, звери охотятся, но предпочитают все же другую дичь, эта слишком колючая. Но ехидна, блин, упорото прячется. А когда встречаются две ехидны, они друг другу не нравятся...
— ляяяя. Неужели я тоже такая страшная? — говорит одна ехидна, увидев другую. — Ну, капец какой-то!
— Иди на фиг, короче, — отвечает другая.
И расходятся, делая вид, что не родственники.
Поскольку, размножаться всё же надо, у ехидны есть брачный сезон. Но и там она проявляет бесконечную паршивость нрава. Особенно говенный характер у самок. Я так думаю, зоолог Шоу встретил именно самку.
Общеизвестно: баба с мерзким характером за мужиками не бегает. Поэтому мужики бегают за ней. В брачный сезон самка включает ехидновый парфюм, и упоительно воняет мускусом. Самцы сбегаются и намекают, что неплохо бы поиметься.
— Ага, щас, — ухмыляется самка. — А побегать за мной?
Вот идет она кормиться, а за ней — хвост мужиков. Так и ходят несколько дней, паровозиком. Вот тут, если самки встречаются, они довольны:
— Привет, подруга! Ну, чо, сколько у тебя?
— Да, вроде, семь.
— Ха! У меня десять!
— Ну, удачи, тебе!
Потом самцы устают и намекают, что пора бы уже и секс.
— Да вот ещё, — говорит самка. — Развлекайте меня.
— Как? — недоумевают самцы. — У нас лапки.
— Ну, спляшите, что ли. Или землю копайте.
— Так плясать или копать?
— Одновременно, блин!)
Самка усаживается, а самцы ходят вокруг неё хороводом, одновременно копая землю. В итоге выкапывают траншею, и сами же в неё проваливаются.
— Теперь боритесь, — королевствует самка. — Сражайтесь за мою любовь!
Бедные мужики, которые уже замотались ухаживать, старательно пыхтят, выпихивая друг друга из траншеи. Ясное дело, побеждает самый жирный: ни у кого нет сил его выпихнуть. Остальные сваливают, матерясь, в поисках другой бабы, а толстяк получает награду.
Бывает, что за самкой ухаживает только один самец. Но ему всё равно приходится проделывать все ритуалы: ходить хвостом и копать землю.
— Дорогая, ну, на фиг мне траншея, если из неё выпихивать некого? — уговаривает он. — Давай просто займемся сексом...
— Ну, блин, конечно, — упорствует самка. — Может, тебе ещё и борща сварить? Копай давай, соблюдай традиции!
И бедный мужик копает. Потом посидит там, посидит, никто его не выпихивает, только тогда самка снисходит.
Потом самка тут же посылает самца, сами понимаете, на три буквы и сообщает, что она сильная, независимая женщина! Через какое-то время снесёт яйцо, гордясь своей оригинальностью: все звери рожают, а она — вот.
В общем, премерзкие зверюшки, одно слово — ехидны.
Диана Удовиченко