Да как ты мог! Я верила, что ты ночуешь на работе, что у тебя там завалы. А сам был у этой... И кто же она?!!
Светлана стояла посреди гостиной, сжимая в дрожащих руках мобильный телефон. Экран всё ещё светился — на нём было сообщение от незнакомого номера с фотографией. Фотографией, которая разрушила её мир за считанные секунды.​
На снимке её муж Андрей выходил из подъезда незнакомого дома. Время на часах — шесть утра. Тот самый час, когда он, по его словам, ещё дорабатывал важный проект в офисе.
— Да как ты мог! — голос Светланы дрожал от ярости и боли. — Я верила, что ты ночуешь на работе, что у тебя там завалы. А сам был у этой... И кто же она?!!
Андрей замер у входной двери, ключи всё ещё в руке. Его лицо побледнело, глаза метались в поисках оправдания, которого не существовало. Двадцать лет брака, двадцать лет совместной жизни — и вот так, одна фотография, и всё рухнуло.
— Света, я могу объяснить...
— Объяснить?! — она швырнула телефон в его сторону, но промахнулась. Аппарат с глухим стуком упал на ковёр. — Что ты можешь объяснить? Как ты умудрялся врать мне в глаза все эти месяцы?
Она вспомнила все те ночи, когда он звонил ей около полуночи, усталым голосом сообщая, что задерживается на работе. Что у них сорвались сроки по проекту. Что начальство требует доделать всё к утру. И она верила. Боже, как же она верила! Даже готовила ему еду в контейнерах, чтобы он не голодал там, в офисе. Складывала аккуратно его любимые котлеты с гречкой, наливала компот в термос. Иногда ждала до двух ночи, надеясь, что он всё-таки вернётся домой.
— Сколько раз? — спросила она тихо, но в этой тишине было больше угрозы, чем в крике. — Сколько раз ты ночевал у неё, пока я сидела дома и переживала за твоё здоровье?
Андрей опустился на стул возле двери, словно у него подкосились ноги. Он провёл рукой по лицу — привычный жест, который раньше вызывал у Светланы нежность, а теперь только отвращение. В памяти всплыли десятки таких моментов: он приходил утром после "ночной смены", проводил рукой по лицу точно так же, а она заваривала ему крепкий кофе, массировала затёкшие плечи, спрашивала, не слишком ли он устал.
— Света, это не то, что ты думаешь...
— Не то?! — она истерично рассмеялась. — Значит, это не ты на фотографии выходишь из чужого дома в шесть утра? Значит, это не твоя рубашка, которую я сама гладила позавчера?
Она подошла ближе, и он впервые за все годы брака увидел в её глазах не любовь, не нежность, а холодную ненависть. Светлана никогда не умела ненавидеть — она была слишком мягкой, слишком добродушной. Все знакомые говорили, что она золотой человек. Что Андрею повезло с женой. Что таких, как Света, больше не делают. И вот теперь этот золотой человек смотрел на него с ненавистью, которая обжигала хуже кипятка.
— Кто она? — повторила Светлана, отчеканивая каждое слово.
Андрей молчал. Что он мог сказать? Что Вероника — это его коллега, с которой они работают над общим проектом? Что всё началось полгода назад с безобидных задержек на работе, совместных ужинов после переговоров, случайных прикосновений? Что он не планировал изменять, это просто... случилось?
Он вспомнил тот первый раз. Они засиделись в офисе допоздна, разбирая документы по новому контракту. Вероника принесла кофе, села рядом, их плечи соприкоснулись. Он почувствовал её духи — лёгкие, цветочные, совсем не похожие на те, что носила Света. Потом были совместные командировки, выпивка в баре отеля, её рука на его руке...
— Её зовут Вероника, — наконец произнёс он. — Мы работаем вместе.
— Вероника, — повторила Светлана, словно пробуя это имя на вкус. — Значит, всё это время, когда ты твердил о своей преданности, о том, как мы с тобой одна команда, ты трахался с Вероникой?
Грубость этого слова, которое Светлана никогда не произносила, прозвучала как пощёчина. Андрей вздрогнул.
— Не надо так...
— Не надо?! — она схватила со стола вазу и с силой швырнула её об пол. Хрустальные осколки разлетелись по комнате. — Тебе не надо было врать! Тебе не надо было водить меня за нос все эти месяцы!
Ваза была свадебным подарком от её матери. Мама умерла пять лет назад, и эта ваза была одной из немногих вещей, что остались от неё. Светлана всегда берегла её, протирала с особой осторожностью, ставила в неё цветы только по большим праздникам. И вот теперь ваза лежала на полу в виде сотни острых осколков — такая же разбитая, как их брак.
Светлана опустилась на диван, внезапно обессилев. Слёзы, которые она сдерживала, наконец хлынули. Двадцать лет. Двадцать лет она верила в их брак, в их любовь. Она отказалась от карьеры, когда родилась дочь. Она поддерживала его, когда у него были проблемы на работе. Она была рядом, когда умерла его мать. И вот чем он ей отплатил.
Память услужливо подкидывала картинки из прошлого. Вот она сидит в родильном доме, держит на руках новорождённую Катю, а Андрей смотрит на них обеих с таким обожанием, что у неё перехватывает дыхание. Вот они переезжают в эту квартиру, и он несёт её на руках через порог, хотя ей уже тридцать пять и она совсем не лёгкая. Вот они сидят на кухне глубокой ночью, когда у него были проблемы с начальством, и он боялся, что его уволят. Она гладила его по голове и обещала, что всё будет хорошо. Что они справятся вместе. Что пока они вдвоём, им ничего не страшно.
— Как давно? — спросила она сквозь слёзы.
— Полгода, — тихо ответил Андрей.
— Полгода... — она подняла на него красные от слёз глаза. — Значит, в мой день рождения, когда ты "работал допоздна", ты был с ней?
Андрей не ответил, но его молчание было красноречивее любых слов.
— Господи, — прошептала Светлана. — Я пекла торт. Я ждала тебя до полуночи. А ты...
Она вспомнила тот вечер во всех подробностях. Как накрывала на стол, расставляла свечи, надела новое платье — то самое, которое он когда-то назвал очень ей идущим. Как каждые полчаса проверяла телефон, надеясь, что он вот-вот напишет, что едет домой. Как звонила ему в одиннадцать, и он говорил таким усталым голосом: "Света, прости, я не успею. Тут аврал. Мы тут ещё часа три минимум". Как в итоге задула свечи на торте одна, загадав желание, чтобы он не так сильно уставал на работе.
А он в тот момент был с Вероникой. Может быть, они ужинали в ресторане. Или уже лежали в её постели. И когда она звонила, он отходил в другую комнату, чтобы Вероника не слышала, как он врёт своей жене усталым голосом.
— Ты любишь её? — спросила Светлана, и в её голосе звучал страх услышать ответ.
Андрей поднял голову. Их взгляды встретились, и в этот момент Светлана поняла всю правду ещё до того, как он произнёс хоть слово. В его глазах была растерянность, но не было категоричного отрицания.
— Я не знаю, — сказал он наконец. — Я запутался, Света. Я не хотел, чтобы так вышло, но...
— Но что? — она встала, вытирая слёзы. — Но ты не смог устоять перед молоденькой коллегой? Дай угадаю — ей лет двадцать пять, она восхищается твоим опытом, твоими достижениями? Она смотрит на тебя так, будто ты бог, да?
По лицу Андрея Светлана поняла, что попала в точку. Ей даже не нужно было видеть эту Веронику, чтобы представить её. Молодая, амбициозная, красивая. В обтягивающих юбках и блузках с глубоким вырезом. С длинными ухоженными ногтями, со стильной причёской. Не то что она, Светлана, в своих домашних брюках и растянутой кофте, с которой она не расставалась последние три года. Ведь зачем наряжаться дома? Муж и так её любит. Любил. Любил ли вообще когда-нибудь?
— Тебе сорок два, — продолжала она с горечью. — Ты в самом расцвете сил, успешный, состоявшийся. И, конечно, тебе захотелось почувствовать себя молодым. А старая жена, которая родила тебе ребёнка, которая стирала твои носки и готовила твои любимые блюда, она больше не интересна.
— Дело не в возрасте, — попытался возразить Андрей.
— Тогда в чём? — она подошла ближе. — В чём, Андрей? Я разлюбила тебя? Я перестала заботиться о тебе? Я предала тебя?
Он молчал, опустив голову.
— Знаешь, что самое страшное? — голос Светланы дрожал. — Не то, что ты изменил. А то, что ты врал. Каждый раз, когда звонил мне и говорил, что задерживаешься на работе, ты врал. Когда утром приходил домой и рассказывал, как тяжело было, как устал, как хотел домой — ты врал. Когда смотрел мне в глаза и говорил, что любишь меня — ты врал?
— Нет! — Андрей вскочил. — Я не врал, когда говорил, что люблю тебя. Я действительно люблю.
— Замолчи, — прошипела она. — Не смей произносить это слово. Ты не знаешь, что такое любовь. Любовь — это не красивые слова и цветы по праздникам. Любовь — это верность, честность, уважение. А у тебя всего этого нет.
Она прошла к окну, глядя на ночной город. Где-то там, в одной из этих сотен квартир, живёт Вероника. Та женщина, ради которой её муж готов был разрушить их семью. Светлана попыталась представить её лицо, но вместо этого в воображении всплывали образы из дешёвых сериалов — красивые любовницы, разрушающие семьи.
— Что ты собираешься делать? — спросил Андрей, и в его голосе прозвучал страх.
Светлана обернулась. На её лице не было ни слёз, ни гнева. Только холодная решимость, которую он никогда раньше не видел в своей мягкой, податливой жене.
— Я хочу, чтобы ты ушёл, — сказала она спокойно. — Прямо сейчас. Собери свои вещи и уходи.
— Света, давай поговорим...
— О чём говорить? — она криво усмехнулась. — О том, как ты будешь умолять меня о прощении? О том, как это была ошибка, и ты всё исправишь? Нет, Андрей. Я не хочу слышать твоих оправданий. Я хочу, чтобы ты ушёл. Сейчас же.
— А как же Катя? — он попытался апеллировать к их дочери. — Ей только пятнадцать, ей нужен отец.
— Катя, — повторила Светлана, и её голос задрожал. — Да, нашей дочери пятнадцать. И она достаточно взрослая, чтобы понять, что её отец — лжец и изменник. Думаешь, я не скажу ей правду? Думаешь, я буду покрывать тебя, как покрывала все эти месяцы, когда не хотела замечать очевидного?
— Ты знала? — Андрей побледнел ещё сильнее.
— Подозревала, — призналась она. — Последние два месяца я подозревала. Ты стал слишком внимателен, слишком заботлив. Дарил цветы без повода, предлагал съездить куда-нибудь. Чувство вины, так ведь? Классический признак. Но я не хотела верить. Я говорила себе, что это паранойя, что придумываю. Потому что не могла представить, что ты способен на такое.
Она засмеялась, но смех этот был полон боли.
— Знаешь, что самое смешное? Вчера утром, когда ты пришёл домой после очередной "ночной смены", я заметила на твоей рубашке женские волосы. Длинные, тёмные. Не мои — у меня светлые и короткие. И я подумала, что, наверное, это волосы уборщицы из офиса. Что они случайно попали, когда она протирала пыль. Я нашла объяснение, потому что не хотела видеть правду.
Андрей сидел, уткнувшись лицом в ладони. Его плечи вздрагивали — он плакал. Впервые за много лет Светлана видела его слёзы. Даже когда умерла его мать, он не плакал при ней. Говорил, что мужчины должны быть сильными. А теперь вот сидел и рыдал, как ребёнок.
— Не смей, — холодно произнесла Светлана. — Не смей изображать из себя жертву. Ты сделал свой выбор. Каждый раз, когда ложился в её постель, ты делал выбор. Каждый раз, когда врал мне по телефону, ты делал выбор. Так что не смей теперь плакать и жалеть себя.
Она подошла к двери их спальни и открыла её.
— У тебя есть полчаса, чтобы собрать свои вещи. Потом я хочу, чтобы ты ушёл и больше никогда не возвращался в этот дом. Завтра я позвоню адвокату и подам на развод.​
— Света, пожалуйста...
— Полчаса, Андрей. Часы тикают.
Она вернулась в гостиную и села на диван, глядя в пустоту. Внутри была странная пустота. Нет, не пустота — скорее оцепенение. Словно часть её души просто отключилась, чтобы не чувствовать всю ту боль, которая грозила захлестнуть её с головой.
Она слышала, как Андрей ходит по спальне, открывает шкафы, складывает вещи в сумку. Звуки, которые ещё несколько часов назад были частью её привычной жизни, теперь казались чужими и враждебными. Каждый шорох напоминал ей о том, что их жизнь вместе заканчивается. Что после этой ночи ничего не будет прежним.
Светлана взяла с журнального столика рамку с семейной фотографией. Они втроём — она, Андрей и Катя — на море, три года назад. Последний отпуск, который они провели вместе. Тогда всё было хорошо. Или она просто думала, что всё хорошо? Может быть, трещина в их отношениях появилась гораздо раньше, просто она не хотела её замечать?
Через двадцать минут он вышел из спальни с большой дорожной сумкой. Остановился в дверях, словно ожидая, что она скажет что-то. Попросит остаться. Даст ему шанс. Но Светлана молчала, глядя в окно.
— Я позвоню, — сказал он наконец.
— Не надо, — ответила она, не поворачивая головы. — Всё, что нужно, мы обсудим через адвокатов.
Она услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Как его шаги затихли в коридоре. Как хлопнула дверь лифта. И только тогда, когда она осталась совсем одна, Светлана позволила себе разрыдаться.
Она плакала долго, до тех пор, пока не кончились слёзы. Плакала о прожитых годах, о разбитых надеждах, о том будущем, которого теперь не будет. Плакала о дочери, которой завтра придётся сказать, что папа больше не будет жить с ними. О том, как Катя будет смотреть на неё вопросительными глазами, требуя объяснений. О том, как придётся рассказать ей, что её любимый папа, который учил её кататься на велосипеде и помогал с математикой, оказался изменником.
Когда слёзы наконец иссякли, Светлана поднялась и прошла в спальню. Села на кровать, на которой они спали все эти годы. Провела рукой по его половине — холодной и пустой. На наволочке остался лёгкий след от его головы, слабый запах его одеколона. Завтра она поменяет постельное бельё. Выстирает его запах из своей жизни.
На тумбочке лежало их свадебное фото. Молодые, счастливые, влюблённые. Они смотрели друг на друга так, словно кроме них в мире никого не существовало. "Мы будем вместе всегда", — поклялись они тогда, стоя перед алтарём. "В горе и в радости, в болезни и в здравии". Какая горькая ирония.
Светлана взяла рамку и посмотрела на неё долгим взглядом. Потом открыла ящик тумбочки и положила фотографию туда, лицом вниз. Рядом лежали их старые письма — те, что они писали друг другу, когда встречались. Она вынула одно наугад, развернула. "Моя любимая Светочка, я так скучаю по тебе. Каждая минута без тебя — это мучение..." Она сложила письмо обратно, не дочитав. Когда-то эти слова казались искренними. Теперь они выглядели насмешкой.
Она оглядела спальню новым взглядом. Всё здесь напоминало о нём. Его халат на крючке. Его тапочки у кровати. Его книги на полке. Завтра она соберёт всё это в коробки и отправит ему. Или выбросит. Она ещё не решила.
Светлана подошла к окну. На улице уже рассветало. Небо из чёрного становилось серым. Где-то там, в другой части города, Андрей, вероятно, уже звонит в дверь Вероники. Объясняет ей, что произошло. Может быть, она утешает его, обнимает, говорит, что теперь они наконец-то смогут быть вместе.
Но Светлана больше не хотела думать об этом. Она устала. Устала от боли, от слёз, от предательства. Завтра начнётся новая жизнь. Жизнь без лжи, без иллюзий, без предательства. Будет трудно — она это понимала. Будут ночи, когда захочется позвонить ему, простить, взять обратно. Будут моменты слабости, когда боль будет невыносимой.
Но она справится. Она сильная — ей пришлось стать сильной за эти годы. И она выживет. Не для него — для себя. Для дочери. Для той новой Светланы, которая родится из пепла этой ночи.
Она посмотрела на часы — половина седьмого утра. Через час проснётся Катя. Нужно будет поговорить с ней, объяснить. Девочка заслуживает правды. Светлана не будет врать ей, как врал Андрей. Даже если правда больно ранит, она всё равно лучше лжи.
Светлана умылась холодной водой, пытаясь привести себя в порядок. Отражение в зеркале показывало чужое лицо — осунувшееся, с красными глазами, с новыми морщинами, которых, казалось, вчера ещё не было. Она выглядела старше своих сорока лет. Но в этом лице было что-то новое — твёрдость, решимость, сила, которой раньше не было.
Она вернулась в гостиную и начала собирать осколки хрустальной вазы. Каждый кусочек она аккуратно складывала в газету. Может быть, можно будет склеить. Или нет. Некоторые вещи, однажды разбившись, уже нельзя восстановить. Как и доверие. Как и любовь.
Когда последний осколок был собран, Светлана села на диван и закрыла глаза. Впервые за много месяцев она почувствовала странное, но определённое облегчение. Правда, какой бы страшной она ни была, всегда лучше лжи.​